[vikingilol]

Не прошло и полгода, и тут внезапно я поняла, что так и не донесла свои фики до соо. Может, это оттого, что я свои писульки показывать боюсь, а может просто ступанула. Ладно, была - не была.

Название: Жажда невинности
Автор:  Era Angel
Пэйринг: Рагнар/Ательстан
Рейтинг: R
Жанры: Слэш, PWP
Предупреждения: OOC
Размер: Мини (1741 слово)

Описание: Первый раз.

Примечания автора: Простите за ванильное название. И вообще простите. Заранее.

Рагнар говорит:

- Почему твой бог такой жестокий? Он запрещает тебе чувства.

- Нет, - мягко улыбается Ательстан и продолжает идти вперед, не глядя по сторонам. - Всё не так. Господь запрещает грех плоти, но чувство души – это всё, что ему нужно.

- То есть всю любовь в мире он хочет забрать себе? – удивленно смеется Рагнар.

- Ты не понимаешь. Похоть и жажда плоти – это грех. Он развращает душу, отвлекает от истинной любви – любви к Богу.

- Я бы ни за что на свете не стал молиться такому богу. Ханжа и скряга. И я правда не понимаю. Да что тут понимать-то? Втроём трахаться нельзя, вдвоём тоже. Что еще нельзя? И прикасаться к себе нельзя, что ли?

Рагнар смеется, а Ательстан моментально краснеет от выреза сорочки до кончиков ушей. Щеки пылают, и зрачки заполняют всю радужку.

- О чем ты говоришь!? – вспыхивает монах. – Это всё грех! Страшный грех! Грех плоти!

- Да что ты заладил – «грех, грех»? А не плевать ли? Богу можно, а тебе нельзя? Нет, так не пойдёт. У нас есть вот этот орган, - Рагнар сжимает свой пах, показывая, о каком органе идет речь, – значит, им нужно пользоваться. Это так же, как руки или мозг. У всего своё назначение. У члена тоже назначение – трахать и мочиться. Но в основном трахать. Потому что это приятнее.

***

Через какое-то время они возвращались с добычей. Молодой олень мертвой тушей лежал на плечах Рагнара, и Ательстан старался не смотреть на окровавленную морду с вываленным наружу языком. Он нес лук и стрелы, нервно сжимая их в руках.

- Почему ты отказался присоединиться к нам? Знаешь, в нашей культуре это взаимная дань уважения, когда гость делит ложе с хозяевами, - Рагнар сказал это с каким-то излишним пафосом, будто скрыто язвил, но Ательстан не заметил насмешки, он был слишком напуган. - Тебе не по нраву моя жена?

Ательстан споткнулся и чуть не пропахал носом землю, но Рагнар схватил его за локоть и удержал.

- Я… эээ… мне… Нет, - невнятно начал заикаться монах.

- Что лепечешь? Не понравилась – так и скажи.

- Не то, чтобы… Она чудесная и сильная… и красивая, насколько я могу оценить, но…

- Что?

- Она не…

- Что? Говори, не ломайся!

- Я не могу! – выкрикнул Ательстан, швырнул оружие на землю и остановился, упрямо глядя себе под ноги и тяжело дыша.

- Опять твой бог и его запреты, - махнул рукой Рагнар, решая, что можно устроить привал, и сбросил тушу с плеч.

- Дело не в этом. Просто она… она – женщина, - тихо сказал Ательстан, и Рагнар его еле расслышал. Он подошел ближе и взял за колючий подбородок. Ательстан не брился уже давно, но так он больше походил на мужчину. Рагнару нравилось. Он потянул за подбородок и заставил смотреть в глаза.

- Не в этом? Ну, а в чем же тогда? Что из того, что она женщина? Разве это не главное?

- Я не могу… сказать тебе… - почти всхлипнул Ательстан. Рагнар даже удивился, как много страха, панического, тревожного, сейчас клубилось в совершенно обезумевших голубых глазах. Он хитро улыбнулся и приблизил своё лицо.

- А ты скажи, - выдохнул он, опаляя и без того горящие скулы. – И тогда посмотрим, что сделает твой бог. Если испепелит тебя молнией на месте, что ж, я тоже попаду под удар, но я готов рискнуть, Ательстан.

Он уже совсем не соображал, что происходит. Чего хочет, что можно, что нельзя. Где верх, а где низ. Рай и ад перемешались и слились в одно горящее нечто где-то под одеждой, где-то ниже живота. Что, черт возьми, с ним происходит? Всегда, когда Рагнар так близко. Всякий раз, когда он смотрит этим взглядом – страшным и грешным. Инкуб.

- Твоя жена… отвлекала… от тебя… Она… мешала… - выдавил Ательстан и сам изумился тому, как и что он только что сказал. Он отпрянул и закрыл лицо руками, ожидая немедленной кары небесной. Но вместо кары раздался тихий треск веток под сильными ногами. Потом кто-то прикоснулся к плечам, аккуратно сжал запястья и отвел руки от лица. Ательстан встретился взглядом с самыми голубыми глазами в мире, точно небо в ясный день. В этих глазах таилась опасность. Опасность для него, Ательстана: несчастного, глупого, грешного монаха, который позволил себе такие мысли, такие слова. Опасность для всего его мира, всего, во что он привык верить.

- Меня хочешь? – спросил Рагнар, прекрасно зная, что на это ответит Ательстан. – К Хель твоего бога. Сегодня у него выходной. Пусть пойдёт и последит за кем-то еще.

Ательстан зажмурился и замотал головой. Его руки всё еще были зажаты в крепкой хватке ладоней Рагнара. Все эти мысли, эти слова, они были ужасны. Они были грехом и грязью. Их нужно выжигать раскаленным железом как гниль. Их так сильно хотелось – до ломоты в костях, до судорог в пальцах.

- Я не могу, - прошептал Ательстан в последней отчаянной попытке справиться с самим собой. – Я не должен…

А потом Рагнар дернул его на себя, прижался губами к губам, сминая, подавляя, возвышаясь, как зверь над добычей, рыча опасно и дико.

Он завел руки Ательстана за спину и толкнул бедрами, заставляя идти назад, переставлять ноги, прижаться спиной к шершавой коре. Ательстан только сейчас заметил, как тяжело ему всё это время было удерживать равновесие и не свалиться в сухую траву от дрожи в коленях.

- Так нельзя… Это неправильно… - лихорадочно шептал он, пока Рагнар целовал его шею, разрывал сорочку и добирался до ключиц, а он сам онемевшими пальцами, которыми сейчас завладел, должно быть, сам Дьявол, пытался расшнуровать завязки на штанах Рагнара.

- К Хель… - жарко выдыхал Рагнар, прижимаясь губами к влажной коже.

Невинность была слаще мёда. Невинность Ательстана была настоящей амброзией. Его хотелось. Его хотелось всегда. Рагнар понял только теперь, что хотел сделать с Ательстаном все это время. С того самого дня, когда он впервые вошел в храм на берегах Нортумбрии, увидел панический страх и отчаяние в самых невинных глазах на свете. Они пьянили, завораживали. Они были манией и одержимостью. К Ательстану хотелось прикасаться, смотреть на него, смешить его, быть рядом, ближе, еще ближе. Хотелось окунуться в эту невинность, почувствовать, как она протекает по венам, как горит в самой глубине. Хотелось прийти и забрать ее всю. Выпить до последней капли.

Голова кружилась, в паху звенело и пульсировало. Скорее бы добраться туда, где всё будет принадлежать только ему одному, великому завоевателю, покорителю миров.

Ательстан теперь ничего не говорил. Он прижался затылком к стволу дерева. Грудь под разорванной сорочкой тяжело вздымалась. Воздуха было мало. Рагнар выпивал его весь, целуя так глубоко и страстно, и долго, и томительно.

А потом были пальцы – снаружи, внутри, повсюду. Горячие ладони гладили и тянули, сильные руки подхватывали, вознося к небесам и повергая в пучины ада. Ательстан кричал от боли и страха, от блаженства. Он молился, сам не зная кому, но когда услышал, наконец, как срывается с губ всего лишь одно слово – Рагнар, Рагнар, Рагнар – понял, что сегодня с ним другой Бог. Бог северных земель, яростный зверь, который не знает пощады. Который славит смерть и битву, пьёт кровь как вино. И смеется дико, по-животному.

Спина горела огнём от трения о кору, бедра ныли, а меж бедер разверзся ад.

Рагнар сжал зубами кожу на предплечье руки, которой монах держался за его шею. Ательстан захрипел, превращаясь в протяжный стон боли и удовольствия. Никогда не было и не будет такого мира, как этот. Этот мир другой – здесь нет правды и лжи, нет добра и зла. Нет богов и людей. Только стон и крик, кровь и радость.

Да. Это была радость. Совесть ушла. Стыд пропал. Грех был забыт, как старый тревожный сон.

Они упали на землю и рвано дышали, вовсе не пытаясь прийти в себя. Всё, что было здесь, будет всегда. Оно останется в этом лесу, у этого дерева, на этой колючей траве. Рагнар обнял Ательстана, прижимая к себе. Он провел рукой по спине, и Ательстан содрогнулся от боли. Пальцы окрасились в густой бордовый цвет.

- Прости… - прошептал Рагнар, целуя во взмокший висок.

- Не прощу, - так же тихо ответил Ательстан. Мир обрушился лавиной, внезапно и мгновенно. Всё вернулось в одночасье, и он попытался выкрутиться из объятий.

Рагнар держал крепко, но спустя несколько настойчивых попыток освободиться, отпустил. Ательстан с трудом поднялся на ноги. Всё тело болело и сгорало. Наконец, пришел стыд. И понимание, что уже ничто не будет так, как прежде. Никогда. Ему не замолить этого греха, ему не смыть всю эту кровь и грязь. Всё это желание, восторг. Неустойчиво стоя на дрожащих ногах, то и дело оступаясь, Ательстан подобрал одежду, закутался в нее, как в кокон, поднял лук и стрелы и, ничего не говоря, не оборачиваясь, пошел в деревню.

Рагнар лежал на земле, наблюдая за Ательстаном. Он улыбался той самой улыбкой, какая всегда появлялась на его лице в моменты сомнения, в моменты вызова и страха, который Рагнар умел скрывать лучше других.

Рагнар ничего не боится. Дитя Одина. Все так думали. Он научился улыбаться – насмешливо, снисходительно, зло – всегда, когда в душе поселялась паника. Ательстан выглядел… другим. Будто из него ушел свет. Он был разбитым и отчаянным, совершенно одиноким – и в этом был виноват он, Рагнар. С каких пор его стали посещать подобные чувства – жалость, сожаление, желание спрятать от всего мира, защитить? И кого? Раба! Нет, Рагнар уже давно перестал относиться к Ательстану как к рабу. Еще с первого дня его жизни с ним под одной крышей. Ательстан был друг. По крайней мере, в это всегда так отчаянно хотелось верить. До сегодняшнего дня. Теперь дружбы нет. Теперь он понял, что ее и не было никогда. Нет ни раба, ни друга, а только лишь страсть и похоть. Только безумное желание. И сейчас оно стало еще сильнее.

Когда Ательстан ушел, Рагнар еще некоторое время лежал и смотрел сквозь кроны деревьев на яркое небо. Он не понимал, что теперь будет. Он не понимал, как так вышло, что в его жизни появилось это существо. Что это – проклятие или дар? Глупец! Возомнил, что сможет справиться со всем, что сможет справиться с невинной душой. В его мире, здесь, где простор был покрыт горами и лесами, где север подбирался каждую зиму и пронизывал острыми иглами холода, - здесь не было места невинности. Но Рагнар взял и сломал даже ту, которая внезапно пришла к берегам его мира. Чего он хотел? Удовольствия? Развлечения? Что-то кому-то доказать? Глупец и дурак – вот и всё, что он доказал.

И что теперь будет, он не представлял. Он пытался не думать. Он не знал, потому что такого никогда еще не было. Рагнар закрыл веки и отчетливо представил, как бог зла Локи сейчас смеется, глядя на него из своих чертогов.

Он поднялся на ноги, привел себя в порядок, взвалил на плечи оленя и отправился домой. Ему вновь было страшно, но теперь не за себя, не за свою семью и не за свои идеи. Где-то там, впереди, шел единственный человек в жизни Рагнара, у которого он только что отнял жизнь, но которому так и не позволил умереть.


Название: Больше, чем боги
Автор:  Era Angel
Пэйринг: Рагнар/Этельстан
Рейтинг: PG-13
Жанры:Слэш
Предупреждения: OOC
Размер: Мини (2289 слов)

Описание: Действие происходит после набега на Уинчестерский монастырь (эпизод 2х3). Рагнар разговаривает с Этельстаном о происшедшем.

Примечания автора: Можно читать как продолжение к "Жажде невинности" или как отдельную вещь.

- Этельстан! - позвал Рагнар, стоя на краю леса.

Он стоял так уже несколько минут, просто наблюдая издалека. Не подходил, не издавал ни звука. Только смотрел.

Рагнар часто наблюдал за своим самым странным «другом» вот так – незаметно, как будто исподтишка. Прошедшие годы шли словно в двух параллельных мирах: в мире людей, богов, жен и детей, войн, зимы и лета и... в другом мире. Очень другом. Слишком другом.

В первом годы тянулись как застывшая смола, колесо крутилось медленно и скрипуче. Лагерта уходила, забирая с собой остатки его сердца, Аслог рожала ему сыновей, строились корабли, мужчины его народа готовились к набегу, новые союзники приходили и уходили. Много событий и монотонное течение дней.

В другом мире всё было иначе. Здесь был только один миг. Всё время сливалось в одну точку и рушилось, обрывая жизнь, уничтожая весь этот мир до основания в одно мгновение – как бесконечный Рагнарёк. Этот, другой мир – горел. Рагнару было невыносимо находиться в нём, но снова и снова он сбегал сюда, на край леса, где Этельстан стоял у обрыва и смотрел на тяжелое низкое небо. Небо падало на них двоих и превращало в пыль. И оба они истирались, как хрупкие камни.

Рагнар не привык ни о чем жалеть. Никогда. Но это правило существовало только в одном из двух его миров. Мир Этельстана не был так прост и понятен, и Рагнар до сих пор, спустя годы, так и не смог разгадать ни одного из правил этого мира.

Этельстан не обернулся, а только опустил голову, прикрыв глаза, словно знал, что Рагнар стоит там, и всего лишь ждал, когда же он подаст голос. Ему было больно. Этельстан понимал, почему, но ничего не мог поделать. Он вспоминал глаза епископа, полные ужаса и удивления, когда ржавый нож окрасился кровью из старого горла. Выключать себя за минувшие недели, проведенные на берегах Уэссекса, уже вошло у Этельстана в привычку, но в этот раз он всё сделал сам. Нет, он не чувствовал себя Иудой. На самом деле он даже не мог подобрать названия тому, что чувствовал. То, что произошло в Уинчестере, выбило почву из-под ног, схватило за щиколотки и подвесило на острых крюках. Этельстану казалось, что он добрался до самого дна, ледяного, промерзшего до нутра – до дна преисподней.

- Рагнар, - тихо ответил он, расслышав хруст веток и пожухлой травы у себя за спиной.

Рагнар подошел почти вплотную, наверное, их разделяли какие-то сантиметры. Этельстан почувствовал жар дыхания на своём затылке и снова посмотрел вперед. Он стоял у самого обрыва, и если бы Рагнар поднял руку и лишь слегка подтолкнул вперед, Этельстан рухнул бы вниз и разбился об острые скалы. Но Рагнар не прикасался. Он стоял и бесшумно дышал, будто дьявол над плечом, будто его и нет здесь, а потом обошел и встал рядом. Этельстан предпочел бы, чтоб Рагнар столкнул его с обрыва. Тогда, наверное, стало бы легче.

Ветер жег щеки и открытую шею. Рагнар отбросил меч, расшнуровал штаны и пустил струю в море.

- Вернись в лагерь, - почти приказной тон в его голосе заставил Этельстана усмехнуться. – Мы на чужой земле. Здесь небезопасно бродить в одиночку.

Этельстан почувствовал усмешку в голосе Рагнара, когда он говорил эти слова. Чужая земля. Чужая… Что это было? Зачем? Посмеяться над ним? Окунуть в грязь и не позволить выбраться? Это вполне в духе Рагнара – сталкивать людей лицом к лицу с их собственными слабостями.

- Как ты нашел меня? – спросил Этельстан, хотя разум и подсказывал, что лучше сейчас же сделать то, что просит Рагнар, потому что позже он станет просить совсем другого. И тогда Этельстан уже не сможет уйти. Не захочет.

Рагнар улыбнулся, как лиса, и принялся шнуровать штаны.

- Я всегда знаю, где и как тебя искать, Этельстан.

Этельстан тоже знал. Он лишь надеялся, что здесь, на действительно чужой для Рагнара земле, его чутье на запах Этельстана ослабеет. Он понимал еще и то, каким же идиотом был, что надеялся на нечто подобное. Потому что Рагнар уже давно впитался в его тело, проник сквозь поры проворнее, чем воздух, стал частью его самого. А сбежать от себя невозможно.

Он ничего не ответил и по-прежнему хотел уйти. Но ноги стояли на месте, словно прибитые гвоздями.

- Ты славно бился сегодня. Я следил за тобой.

- Не сомневаюсь, - ответил Этельстан язвительней, чем хотел бы. – Ты сосчитал всех, кого я сегодня убил?

- Ты убил троих.

Рагнар уселся на землю и, сорвав травинку, засунул ее в рот. Он смотрел на Этельстана снизу вверх, но даже не видя этого взгляда, Этельстан чувствовал его тяжесть, его жестокость, чувствовал себя таким крошечным под этим взглядом. Он повернулся и встретился с глазами Рагнара. В них плескалось безумное стальное небо, слишком страшное и слишком прекрасное, чтобы отвернуться.

- Пятерых, - сухо и бесцветно поправил Этельстан. - Думаю, тебе уже рассказали про епископа и писаря.

- Я не считаю, что ты убил их. Но можешь думать, как хочешь.

Этельстан опустился на землю рядом, с трудом заставив себя отвести взгляд. Он понимал, о чем ему говорят. Рагнар вел счет смертям лишь тем, что случаются в бою и азарте, – их он называл убийством, вкладывая в слово какой-то вдохновенный и великий смысл. То, что сделал Этельстан… Он не знал, что Рагнар думает по этому поводу и что ему скажет. Он не хотел этого знать.

- Я нашел скрипторскую, - пробормотал Этельстан. - Это такое место в монастыре, где монахи трудятся над созданием книг. И там был молодой писарь, очень молодой. Наверное, ему было столько же, сколько было мне, когда ты забрал меня из Нортумбрии. Я убил его.

Этельстан не мог закрыть глаза, потому что в ту же секунду, когда он это делал, к нему как наяву возвращались воспоминания.

- Что ты почувствовал? – вдруг спросил Рагнар.

- Что? – не понял Этельстан.

- Что ты почувствовал, когда вошел в эту… скрипторскую?

Переключиться с одного воспоминания на другое было слишком тяжело, особенно потому, что оба они были одним и тем же воспоминанием, но с совершенно разными чувствами в нём. Он решился и всё же закрыл глаза. Порыв ветра бросил холодный морской воздух в лицо, запах травы и свежести.

- Я почувствовал восторг, - признался Этельстан. – Я почувствовал себя… Словно я был там, где мне хочется быть. Словно…

- Словно ты вернулся домой? – в голосе Рагнара не было ничего, кроме интереса и привычной насмешки.

Этот простой и понятный с виду вопрос пронесся молнией вдоль позвоночника, и Этельстан вздрогнул, резко поворачиваясь к Рагнару.

Он хотел закричать. Выплюнуть отчаянное, полное боли и презрения к себе «да» прямо в лицо этому существу напротив, но промолчал. Зачем рвать глотку, когда этого никто не оценит, когда это не принесет тебе ни добычи, ни богатств, ни славы? Этим порывом Этельстан всего лишь доказал бы свою слабость, мягкотелость. Потому что любых христианских священнослужителей, милосердных и милостивых, Рагнар считал самыми слабыми из существ. Слабее женщин и детей, слабее домашней скотины – потому что они жертвуют собой ради мира и страдания, но не во имя войны и наслаждения. У Этельстана ушло пять лет на то, чтобы обучить Рагнара не только языку его родины, но и основам здешней культуры. Теперь он понимал ее лучше любого из своих соотечественников, но всё равно не принимал как равную. Он не смог бы принять за равное нечто настолько страдающее и милосердное, как христианство.

Но этот вопрос… Этельстан боялся, что однажды Рагнар задаст его, и тогда придется отвечать. Не Рагнару, нет. Ответить придется себе. Ведь всё, во что он заставлял себя верить всю свою жизнь, настолько разное тогда и теперь, Рагнар одним своим вопросом вытянул и положил перед ним, привязал к позорному столбу, и в эту секунду, бесконечную, как небо в глазах Рагнара, Этельстан вынужден смотреть на себя со стороны и выбирать. Выбирать самому – это самое сложное и самое жестокое, что может преподнести жизнь. Уже давно жизнью Этельстана стал Рагнар Лодброк, самый жестокий из всех людей.

- Этот мальчик… Я подошел к страницам книг. Я помню все эти молитвы, я помню святое писание. Я просто хотел снова прикоснуться к этим гладким страницам, почувствовать запах чернил, скрип пера. Но этот мальчик… Флоки отдал мне его библию. Она была залита кровью…

Этельстан подтянул колени, в беспомощном жесте обхватывая их руками. Он все еще верил, что до конца этого разговора не расплачется как дурак или какая-нибудь баба.

- Ты не виноват... А Флоки идиот… - прошептал Рагнар, понимая, что Флоки ревнует. До сих пор Рагнару удавалось держать свой «другой» мир втайне от всех, но Флоки был хитрым и всевидящим. От него скрываться было сложнее всего, и порой Рагнар хотел всё рассказать, чтобы просто избавиться от тяжести этого секрета.

Этельстан его не слушал. В ушах всё ещё звучал набат Уинчестерского монастыря, а под веками расплывались бордовые круги.

«Благословенен будь. Более не страдай, но уверуй во спасение».

Кому он говорил эти слова? Только ли несчастному епископу? Этельстан посмотрел на Рагнара пустым взглядом.

- Я хотел отпустить епископа. Я правда хотел, чтобы вы… Чтобы мы не смогли добраться до него. Он сказал, что я отступник. А отступник в глазах Господа – самое низкое и гнусное создание.

- Ты не отступник, Этельстан, - Рагнар пожевал травинку в зубах, потом достал и покрутил в руках, глядя на нее с каким-то удивлением. – Ты не виноват, - повторил он теперь громче.

- Я виноват, Рагнар. Я виноват больше всех вас, потому что я…

Этельстан запнулся и подавился звуком, осознанием того, что совершил.

- Потому что ты христианин? Нет, не удивляйся, - быстро добавил Рагнар, увидев яростный блеск в глазах Этельстана. – Я всегда знал. Я этого хотел. Мне это нравилось.

- Ты... Ты. Ты! Всегда ты, Рагнар! – Этельстан всё же не смог удержаться в рамках тона и перешел на горький крик. – А теперь подумай вот о чем: если бы ты сказал, что веруешь отныне в единого Господа Иисуса Христа, тебя посчитали бы отступником. И каждый из твоей армии поклялся бы на крови, что боги тебя накажут за это. И Один тебя оставит.

- То, что я говорю, и что я делаю – это разные вещи, Этельстан. Я не должен говорить правду каждому, кто захочет ее услышать. Сегодня друг – завтра враг. А правда всегда была самым острым из мечей. Я не собираюсь вооружать таким опасным оружием тех, кто имеет хоть малейшую возможность выступить против меня.

- Ты вооружил ею меня, - прошептал Этельстан. Он смотрел на свои колени, а потом поднял взгляд на Рагнара. - Почему? Ты считаешь, что я никогда не воспользуюсь этим мечом?

- Нет, - спокойно ответил он. - Я считаю, что только ты имеешь на это право. Потому что если так случится, и ты захочешь вдруг убить меня, это будет знаком, что мне пора сложить оружие. Но ты ведь знаешь, что оружие я сложу только в одном случае.

- Да. Я знаю.

Этельстан понимал, что Рагнар будет биться до последнего вздоха, потому что такова его природа. Он учил Этельстана воевать не как сына или брата, не как друга, а как того, кто появился в его жизни, словно чудо, слишком редкое и бесценное. Нежданное. Незаслуженное. Чудо, потеряв которое, ты уже никогда себя не простишь.

Этельстан помнил ночь, в которую Господь оставил его. Тогда уже навсегда, словно он переступил порог и вошел туда, где нет места святым и праведным. Бог передал его в руки другому, подарил ли, или просто отрекся – он не знал этого. Знал только, чьим рукам он теперь принадлежит.

Ночь перед жертвоприношением в Уппсале. Этельстан не помнил событий и людей, не помнил мест, но помнил лишь одно – как соглашается впитать в себя нового бога. Рагнар нашел его. Он всегда находил. Увел его. Он умел это лучше других. Он сломал его. Возродил его. Изменил навсегда – в одну эту ночь и во всей вечности.

- Ты совершенство, - кажется, шептал ему тогда Рагнар, или, может, Ательстану только хотелось это слышать. – Ты самое чистое, самое безупречное существо на этой земле, и я не понимаю, почему ты здесь, со мной.

Этельстан слышал и верил, он чувствовал, как горят и падают в бездну мосты в его душе. А потом Рагнар отправил его попробовать женщину. Этельстан думал, что мир его сгорел дотла, и сам он сгорел в нем, превратился в мертвый огарок, но Лейв сказал, что боги его удержат. И тогда Этельстан попробовал всё: попробовал выстоять и попробовал женщину. Но не боги удержали его.

Этельстан никогда не спрашивал у Рагнара, почему он не сказал ему о жертвоприношении. Наверное, он и так знал ответ. Потом, спустя годы, Рагнар признался, что не отдал бы Этельстана никому. Даже богам. Даже если они явятся пред ним и потребуют выполнить их волю немедленно. Рагнар говорил, что будет биться с богами. А еще Рагнар всегда знал, что Этельстан не сможет принять его религию, даже если трижды отречется от Христа в храме Уппсалы. Всё это – лишь слова, но Рагнар верил чувствам и инстинктам больше, чем словам. Он чувствовал в Этельстане чистоту, которую ни один из его народа не смог бы выдержать. Она была больше, чем христианство и любой из богов. Она была ослепительной, и Рагнар хотел ее только для себя. И в момент, когда жизнь Лейва оборвалась на жертвенном камне вместо жизни Этельстана, Рагнар не молился богам и не возносил хвалу. Глубоко внутри он смеялся и кричал от восторга, потому что никакой бог не посмел бы отнять у него то, что он пожелал. Рагнар считал христианского бога слишком слабым. Такому богу никогда не удалось бы победить. Не победить – Рагнара.

Он вздохнул и весело фыркнул, положив ладони на лодыжки Этельстана и приблизив лицо к его лицу.

Этельстан почувствовал тепло рук сквозь ткань штанов. Оно пробиралось по сосудам и нервам до самого нутра и там сворачивалось ядовитой огненной змеёй. Браслет на руке был таким же теплым, как ладони Рагнара. Теперь Этельстан, наконец, понял, зачем Рагнар подарил его – не для того, чтобы подбодрить, не для того, чтобы посвятить его в сыны и воины Одина. Нет. Это означало лишь то, что сейчас, на этой земле, Этельстан был единственным человеком, которого Рагнар считал выше себя.

- Но не думай, что я не стану защищаться как медведь, когда ты решишься воспользоваться самым острым мечом, - Рагнар смеялся, опаляя лицо Этельстана дыханием. - Я всё еще намерен заполучить место в Вальхалле.

- Оно тебе не нужно, Рагнар, - вздохнул Этельстан перед тем, как у него отняли последний воздух. - Вальхалла и так принадлежит тебе.